Александр Горелов исполянет роль Гермеса в спектакле «Матрёшки на округлости Земли»
— Александр, у вас такая античная внешность. Часто играете богов и героев?
— Да что играю, я так живу! Просыпаюсь утром: «Я бог»! (смеётся). Нет, ну разных античных товарищей приходилось играть, но так, чтобы прям бога – это, наверное, впервые представилась такая возможность оторваться от земли.
— Как к Юрию Грымову попали в «Матрёшки на округлости Земли»?
— Случайно практически. Есть такая шутка «наберут по объявлению», ну, так вот я по объявлению (смеётся). Мне подруга прислала: «Сань, ищут Гермеса, мне кажется, это ты!» И я отправил резюме, фотографии, видео. И когда мы встретились и пообщались, я в тот же момент оказался на репетиции. Сразу.
— А Грымова знали до этого?
— Нет, ну, я знал, что есть такой режиссёр. Какие-то фильмы смотрел, но давно. Т.е. я знал, что в нашем медийном пространстве есть такая фигура, но никогда не пересекался, ни как зритель, ни как соучастник.
— И как вам, комфортная работа вышла?
— В результате да. Всегда же есть такой момент: твоих предпочтений и главного видения человеком, который всё это задумал. Это в любой среде так, когда она тебя отшлифовывает. В результате всё скорректировалось по опорным точкам, и дальше Грымов дал какую-то свободу и всё, жги. И ты не выходишь уже за те рамки, которые нужны режиссёру, а внутри ты свободен. И это здорово! Когда Юрий Вячеславович дал свободу — всё, меня понесло. Но это же всё процесс, абсолютно нормальный.
— Кого вы играете в спектакле, ваш Гермес бог чего?
— Торговли и воровства. Да пройдоха он! Который пытается сбить главных героинь с толку, с выбранного ими пути. И у него ничего не получается. Потому что это русские женщины! Да этих матрёшек можно увидеть, если просто посмотреть вокруг. Вечером идут кругом матрёшки, они выходят из метро, они идут в магазин. Вы посмотрите на количество женщин, идущих с большими пакетами. Они на своих плечах, вот в этих авоськах несут всех нас куда-то, как матери. И только они, в них главная сила. Просто обратите внимание как-нибудь. Их миллионы, вот они. Зачастую наши мамы, наши сёстры, наши жёны – они матрёшки, которые тащат куда-то что-то.
— А пьеса «Матрёшки на округлости Земли» понравилась?
— Да, я смеялся очень. Интересное такое скрещивание античного повествования с нашими реалиями. Смешно, в хорошем смысле слова. Смешно – не в смысле «ха—ха», а в моём лексиконе «смешно» - это синоним хорошо. Только ещё больше, ещё глубже.
— В спектакле ваш герой считает, что для мужчины самое важное занятие война…
— Да, что «война угодна богам и без противоборств мир был бы скучен». Но я-то как раз живу в ощущении, что это какой-то странный крен нашего мира, что мы должны драться. На всех уровнях можно наблюдать. И это просто жуть. Но, наверное, это эволюционный процесс. Есть такие дикие кошки, не помню, как называются, которые не лазят по деревьям, но в детстве котята пытаются, потому что на какой-то эволюционной ветке миллионы лет назад в них это было заложено. Если экстраполировать эту историю на человеческую цивилизацию, то можно осознать, что мы на каком-то этапе нашего эволюционного сознания, ещё даже не посередине. И мы ещё избавляемся от каких-то эволюционных атавизмов, которые нам нужны для выживания. И мы только поедаем друг друга. А Гермес в спектакле как раз является таким ретранслятором идеи, что нужно бороться, грызть и прочее.
— А для вас какое главное занятие в жизни?
— Игра. Но не в смысле актёрская игра: о, актёр играет, игра.. А вы посмотрите на детей, на их игру, от них же глаз не оторвать! И театр наиболее приближен к этому. Живой хороший театр – это большая песочница, в которой люди играют в игры. Договариваются: давайте поиграем вот в такую игру. Есть обязательно какой-нибудь заводила, в данном случае это Юрий Грымов, который задаёт правила игры: так, куличики делаем так, мостики такие, машинки ездят в эту сторону. И все играют. И мне кажется, в этой детской игре есть ключ: чтобы не быть серьёзным, чтобы не драться, не воевать, а играть.
— Знаю, что вы родились в Латвии. А почему в Москву перебрались?
— Ну, а где ещё может быть русская театральная школа, как не в России? Питер и Москва.
— «МОДЕРН» – современный. А вам нравится современный театр?
— Я люблю театр вообще. Для меня театр – это и совершенно традиционная постановка, условно говоря «в костюмах». И проползающий в течение получаса из кулисы в кулису гусеницей человек в трико. Если это художественно, если за этим интересно наблюдать и с тобою что-то происходит – то вопросов нет. Ещё ведь есть какая штука. Ведь любое произведение искусства, будь то музыка, живопись или ещё что-то, это, в первую очередь, проектор. Он проецирует какую-то идею, мысль, эстетику на зрителя, как на поверхность. И весь театр, всё воздействие любого произведения искусства происходит именно в голове, в душе, в сердце зрителя, человека, который всё это воспринимает. То, как увидел, зависит от каждого зрителя, от того набора выпуклостей и глубин, которые есть в нём. И в данном случае совершенно неважно, какой это: современный или традиционный, такой-сякой. Театр – это лучшее вообще, что может быть на свете, я считаю.
Как говорил один человек (говорит с грузинским акцентом): «Есть два подхода к театру: от внутреннего к внешнему или от внешнего к внутреннему. Можно и так, и так, главное, чтобы ты был живооой». И вот это можно отнести к любому театру. Если есть жизнь – а это не обманешь – то есть. А если нет – то всё: тряси хоть какой частью обнажённого тела и ругайся, как хочешь, а будет скукотища.
Беседовала Королева Мария
Фото: Роман Астахов
