20 июня 2018
Театр «Модерн» представил свою версию горьковской пьесы «На дне». С того момента, как Юрий ГРЫМОВ возглавил театр, в «Модерне» значительно поменялся репертуар и, по словам режиссера, пришла новая публика.
– Юрий Вячеславович, вы выбрали «На дне» для постановки в связи с юбилеем Горького?
– Нет, это давняя история. У меня есть пакет пьес, которые мне лично интересны, и эта пьеса входит в этот список.
Разговоры о значении или актуальности той или иной пьесы меркнут на фоне такого чувства, как «хочу». Можно рассуждать: кто такой Горький, что такое пьеса «На дне» с точки зрения театра, но мне кажется, что очень важен – интерес. Это интересно, потому что созвучно сегодняшнему дню. Конечно, я перенес действие в наше время, как я уже делал в «Юлии Цезаре» Шекспира. Люди приходят в театр не перечитать пьесу, а посмотреть на ее новое решение, на новый подход. Но я противник изменения текста, эта граница – святое.
– В ваших спектаклях играют не только артисты вашего театра, но и приглашенные…
– Кто такой режиссер? Это мульти-инструменталист. Но если у меня есть бубен, а мне нужен барабан, я же не буду играть на барабане, думая, что это бубен, – это глупо! Поэтому я приглашаю те «инструменты», тех актеров, которых у меня в труппе нет. Анна Каменкова у нас играет в спектакле по Хаксли «О дивный новый мир», а сейчас мы с ней будем репетировать еще одну постановку. Уже в двух спектаклях играет Игорь Яцко. Пришли Петр Ступин, Юрий Анпилогов.
– Вы приглашаете тех, с кем уже работали в кино?
– Конечно, большое счастье работать с теми актерами, с которыми ты уже работал. Это счастье для нас обоих, нам комфортно, мы понимаем друг друга. Я никогда не провожу кастинги, ни на один свой фильм я не проводил. Мне достаточно пригласить актера посидеть, поговорить, попить чай, обсудить то, что мы хотим делать, – и мне всё понятно. Зачем мне делать кастинг Игорю Ясуловичу? Глупо же, правда? Он у меня прекрасно сыграл в «Трех сестрах». Зачем мне делать кастинг Люде Поляковой? Она со мной уже две картины отработала – и «Казус Кукоцкого» по Улицкой, и «Три сестры». Я часто обращаюсь к тем людям, с кем я уже работал, с которыми мы говорим на одном языке. Хотя в то же время я очень люблю дебюты, для меня идеальный фильм, наверное, так же, как идеальный спектакль, – когда существует сразу две составляющие... И мастодонты, то есть очень большие артисты, и дебютанты. У меня в «Коллекционере» с Алексеем Петренко состоялись дебюты – Евгения Цыганова и Кати Волковой. В «Трех сестрах» вместе с лучшими актерами страны сыграла актриса из Владивостока Натали Юра. Теперь она уже работает в Голливуде, снимается с Брюсом Уиллисом, но ее дебют был у меня в картине. Сейчас, кстати, она будет играть в спектакле «На дне».
– Когда вы пришли в «Модерн», то сказали, что у вас есть своя художественная программа. В чем она заключается?
– Раньше для меня было кино возможностью высказывания. Но потом кино превратилось в фастфуд. Поэтому сегодня высказывание в кино не то чтобы невозможно — в большинстве случаев его просто не услышат, потому что прокат «заточен» под развлекательное кино. В театре ситуация более здоровая. Я, как режиссер, все время хочу что-то сказать, чем-то поделиться, а вы, как зритель, можете со мной не соглашаться. Поэтому я беру такие острые пьесы, книги, как «Цветы для Элджернона» Киза, или Хаксли «О дивный новый мир», или Шекспира «Юлий Цезарь», который не ставился 114 лет в России. Он был запрещен и в царской России, и в СССР.
– Кстати, «На дне» тоже был в какой-то момент запрещен в царской России.
– Всегда существует некий чиновник, который говорит: нельзя. Я рад, что лично я никогда не сталкивался с цензурой, и не считаю, что мне кто-то может сказать: это делать, а это не делать.
– А как вам удается совмещать работу в театре и должность советника губернатора Орловской области?
– Пока мне это очень интересно, хотя и тяжело. Я часто критикую чиновников от культуры, а теперь я тоже чиновник, и я наконец ответил себе на вопрос: в чем проблема развития культуры?
– В чем?
– В людях. Чиновник вообще не должен лезть с рекомендациями или наставлениями, не должен советовать, что делать, что ставить. Чиновник – это менеджер, обслуживающий не культуру, а людей, которые в ней работают. Мы сейчас за два месяца добились колоссального прогресса в Орловской области. Я этим горжусь и поэтому об этом говорю. Уже более 600 детей из деревень, из области стали приезжать на автобусах в Орел в музеи и театры, мы сделали специальную программу. Театры Орла (а их там четыре) теперь на постоянной основе более ста спектаклей сыграют в области, в маленьких деревнях и клубах. Летом запущу кинопередвижку, в деревнях будут показывать российские, советские и зарубежные фильмы. Вот в этом смысл работы, другого смысла нет.
Когда я начал общаться с подведомственными мне организациями, театрами, люди говорил: «А что, вы считаете, мы должны ставить?» Почему вы меня об этом спрашиваете? Зачем? Не пускайте вы чиновников на эту территорию! Сами делайте что хотите – в рамках закона, и этого достаточно.
Поэтому я как раз считаю, что чиновник должен быть дистанцирован, не должен он «заниматься» культурой. Культура сама живет в самых разных ее проявлениях – и необязательно только в великих и выдающихся творениях. Это живой организм. Некоторые театры спорят друг с другом: мы – самый современный театр! А мы еще современнее! А мы такой современный, что современнее не было! Но это же бред, все театры – современные, нет в театре людей девятнадцатого века или шестнадцатого. Даже, если вы берете пьесу XVI или XIX века, вы все равно ее делаете сейчас, у вас другое мышление. Каким бы вы ни были ретроградом или новатором... Сила театра в том, что он всегда здесь и сейчас.
Поэтому я очень рад, что следующий год объявили Годом театра. Я уверен, что это Александр Калягин настоял. С одной стороны, скажут: «Что тут хорошего?» Да хорошо это! Я много летаю в самолетах, и там объявляли: «Этот год объявлен Годом кино». А сейчас будут говорить, про Год театра, и кто-то, может быть, задумается: «А я ведь в театре ни разу не был, может сходить?!»
Калягин для меня – великий русский актер, и то, что он сейчас возглавляет СТД, и то, что он может какие-то вещи продвигать, не боясь говорить, держать свою позицию, я считаю, что этим стоит гордиться. Следующий год – Год театра, и я вас с этим поздравляю!
– Возвращаясь к разговору про «Модерн», кто сегодня ваш зритель?
– Мне трудно об этом рассуждать. Я вам скажу такую вещь: маркетинг умер. Тот маркетинг, которым я и многие в мире увлекались, – это XX век, а в XXI веке маркетинг беспомощен.
Я, к сожалению, пришел в театр, где всё было очень печально, я знаю цифры. Можно всё что угодно говорить об успехе, но если касса пуста… Средняя цена билета здесь была 300 рублей. Сегодня средняя цена билета в театре «Модерн» 2000–2500 рублей. У нас разброс цен от 800 до 5000 рублей, и посещаемость увеличилась в разы.
– В «Модерн» пришел зритель, который интересуется вашим творчеством?
– Я не знаю и не анализирую. Объясню почему: учитывая, что я в свое время серьезно занимался социологией и тем же маркетингом, считаю, что делать выводы за полтора года – это преждевременно. Так же, как проводить социологические опросы на улице, без глубинного анализа и большого разговора с человеком. Поэтому сегодня я не хочу анализировать. Да, конечно, я рад тому, что у меня есть свой зритель. Но анализировать, кто он, как он формируется и как реагирует на мой выбор – от Конан Дойла до Шекспира и Горького, не хочу...
После «На дне» я приступаю к репетициям «Войны и мира» по Толстому. Это давняя моя идея. Мне посоветовали обратиться к талантливому драматургу Александру Шишову. Мы обсудили концепцию, и он написал инсценировку. Это примерно так, как я всегда работаю с книгами. Когда я захотел экранизировать «Казус Кукоцкого» Улицкой, позвонил Люсе. А она говорит: «Это нереально, «Казус Кукоцкого» невозможно экранизировать». Я рассказал ей свою концепцию, как я это вижу, и она сказала: «Попробуй!» В книге я всегда отмечаю карандашом те сцены, которые для меня являются ключевыми, для того чтобы донести ту мысль, которую я увидел, потом я Улицкой это передал, говорю: «Эти куски для меня принципиальны, если ты захочешь их убрать, объясни мне, почему?» Так родился сценарий «Казуса Кукоцкого», мы сняли большой фильм, 8 часов, потом разбил я его на 12 частей.
– А как поступите с «Войной и миром», ведь с Толстым не удастся посоветоваться?
– Вы правы, с Толстым сложнее. Но я точно так же карандашом отмечал те сцены, которые важны для той концепции, которую я хочу донести. Мы с Шишовым нашли общий язык и за полгода сделали пьесу.
– Это будет фрагмент, как у Фоменко?
– Нет. Я, конечно, видел постановку Фоменко. Я счастливый человек, я с таким количеством талантливых людей знаком и даже был дружен! И с Петром Наумовичем у нас были очень теплые отношения. У него все-таки этюд, фрагмент. Я же попытался максимально сохранить весь роман. Это не значит, что пьеса будет идти двое суток. Она будет идти сутки. Шучу. Максимум 3,5 – 4 часа с антрактом.
Я ведь все-таки думаю и про себя, и про зрителя. И про то, чтобы в зале было удобно сидеть. Сейчас в театре «Модерн», я думаю, одни из лучших кресел. Это важно! Если у меня рост метр девяносто, то я в некоторых театрах вообще не могу нормально сидеть, не умещаюсь. Наверное, многие театры не предусмотрены для человека за 100 кг, каким я являюсь. Но ведь в России люди в основном крупные, поэтому мы специально так сделали, что если вы сидите в зрительном зале, то теоретически можете даже не вставать, если кто-то будет проходить по ряду. Вполне комфортно.
– Но при этом не уменьшилось количество мест?
– Наоборот, увеличилось! Предыдущее руководство делало все, чтобы уменьшить зал. Зал был на 220 мест. А у меня сейчас в театре один зал – 110 мест, другой – 100 и большой зал – под 400.
– А свет-звук соответствует?
– Я получил в техническом плане один из разрушенных театров, к тому же театральный зал был белого цвета с грязными подтеками. А сейчас мы располагаем лучшим светом в мире, в других театрах нет такого, потому что модельный ряд света сменился. Очень быстро идет развитие светодиодных технологий, мы этот момент учли и приобрели новое оборудование. На днях будет монтироваться новый французский звук. Мы все покупаем через тендеры, к лету заменим занавес.
– Кроме ваших спектаклей в театре идут постановки других режиссеров?
– Конечно, это ни в коем случае не полностью моя вотчина как режиссера. Сейчас у нас ставят несколько человек, в следующем году будет ставить Владимир Панков. На вопрос, почему я так много сам поставил, могу ответить, что мне просто было легче с собой договориться, нужно срочно было обновлять репертуар, потому что на прежние спектакли люди не ходили. На сцене было больше людей, чем в зале. Сегодня уже несколько режиссеров очень успешно поставили спектакли. Например, детский спектакль «Сказки простого карандаша» в постановке Елены Котихиной. Мы сейчас ищем режиссеров, с которыми будем сотрудничать.
Моя формула, мой баланс – 70 на 30. Я считаю, что на 70 % это должна быть современная драматургия, современная проза, к которым я отношу и Хаксли, хотя это 1932-й год, и Киза. Под современной драматургией не надо понимать авторов, которые матерятся в каждой строке, – это не так. У нас идет прекрасный спектакль, я его очень люблю – «Матрешки на округлости Земли», произведение прекрасного драматурга Екатерины Нарши. В спектакле играет приглашенная из «Сатирикона» Лика Нифонтова.
А 30 % – это классика, проверенная временем, зрителем и театрами. Это такая опора, которая мне позволяет балансировать.
Притом, что ставлю жесткую антиутопию по Хаксли, рядом у нас идет спектакль с Верой Кузьминичной Васильевой. И для меня – это идеальный театр. Это два разных зрителя: те, кто приходит на спектакль по Хаксли или на «Матрешки на округлости Земли», и те, кто приходит на спектакль «Однажды в Париже» с Верой Кузьминичной. Театр – это смешение совершенно разных людей. Как можно говорить про единую аудиторию, если иногда пересечений почти нет. Но и то, и другое – это театр «Модерн».
Текст: Мария Михайлова
Фото: Вячеслав Михайлов
Источник: «Театрал»
