08 июня 2018
Сказать честно, сначала я растерялся и даже немного испугался: когда я вбежал в зал, спектакль уже шёл. И пока пробирался к своему месту, краем глаза разглядел мизансцену и оценил ситуацию. На сцене в несколько рядов сидели модно одетые актеры. Не различаю бренды, иначе назвал бы от какого кутюрье каждое платье и костюм, но точно могу сказать: что-то современное и суперстильное. В руках у всех айфоны — наверняка последней марки, судя по достоинству, с каким они их держали: один играет в игры, другой явно что-то увлеченно читает, третий переписывается. А четвертая, гламурная деваха в белом коротком платье, с черным чокером на шее и маленьким крестиком на груди, вдруг встает с места и кому-то в трубку щебечет: «Не-ет, говорю, милый, с этим ты от меня поди прочь. Я, говорю, это испытала... и теперь уж — низа сто печеных раков — под венец не пойду!»
Это Квашня. Конечно, по первой же реплике вы догадались, что я попал на постановку пьесы Горького «На дне». Современная интерпретация в театре «Модерн» в честь 150-летия со дня рождения писателя. Бывает, что перед походом в театр я перечитываю пьесу, на которую иду, но никогда не читаю отзывы, если спектакль старый, или аннотацию, если премьера. Так восприятие чище и свежее, я считаю. Профессиональные зрители, то есть театроведы и искусствоведы, вынуждены всё знать заранее, чтобы составить правильное мнение и быть в тренде, а мы, зрители-любители, можем себе позволить проигнорировать все установки, как что понимать, где смеяться, где слёзы лить. Мы свободны в этом плане.
Однако я не сказал, почему испугался. Дело в том, что эти театральные переводы классических пьес на современный язык у всех уже в зубах навязли — не только у меня. Не интересно, скуш-ш-ш-но, а самое страшное — как правило, не так талантливо, как у автора. И всё равно переделывают, исправляют, прибавляют сегодняшние уличные словечки, оправдывая свою работу утверждениями, мол, если бы автор жил сейчас, он бы писал именно так. Но автор не живет сейчас, надо с этим согласиться и смириться, в конце концов.
Что же касается модерновского «На дне», представьте, очень скоро выяснилось, что ни одного слова от себя режиссер спектакля Юрий Грымов не прибавил. Инсценировку написала драматург Елена Исаева, и сделала это так удачно, что за час с лишним времени проигрывается вся пьеса, а мы и не замечаем, что что-то подсокращено: между сценками не образуются пустот и провалов и в то же время все важные диалоги и монологи пьесы сохранены.
У Горького сюжет развивается, как вы помните, в ночлежке, в подвале, похожем на пещеру. Действующие лица — неимущие из разных асоциальных слоев общества. У Грымова же сценарий разворачивается на условной Рублевке (кстати, кто-то из первых зрителей уже успел назвать спектакль «На дне Рублевки»), а действующие лица — всё те же асоциальные слои общества, но только асоциальны они в силу своего неимоверного богатства. Герои «ночлежки» ходят в дорогих костюмах и платьях, причем в каждой сценке переодеваясь в новые, пьют дорогое вино, разбивают дорогие бокалы, кидаются яйцами Фаберже, как мячами, друг в друга, посещают СПА салоны, занимаются медитацией. В тексте никакой отсебятины, напоминаю. Кстати, надо заметить, что вся эта роскошь особенно контрастно смотрится на фоне бедных декораций: голые черные стены, стульчики. Вероятно, тут аллегория устройства нашего сегодняшнего общества.
Характеры персонажей очень четко прорисованы. Если раньше мне сложно было отличить Клеща от Бубнова или Актера от Сатина, то тут их не спутаешь. Типажи как бы выхвачены из 90-х и 2000-х годов и легко узнаваемы. Вор, работяга, содержанка, коммерсант, чиновник — и все вдруг разбогатевшие. Оттого, видимо, счастья и удовлетворения нет. Красной нитью в постановке, как и в самой пьесе, звучит фраза: «Уйду я отсюда». Очень быстро понимаешь, что перед нами то же «дно жизни», которое Горький показал, только перевернутое и оказавшееся на самом верху общества.
Лука, как мы помним, один из самых любопытных героев пьесы, интересен и тут. Я всегда питал симпатии к нему, но в школе в мое время нас учили, что он — отрицательный персонаж, пустой, вредный человек. Говорили, Лука — от слова «лукавый». В постановке Грымова именно таким он и предстает перед нами — пустым, никчемным. Однако, Лука (его играет актер Александр Толмачев) — вовсе не старик. Он — жеманный молодой человек, манерный, как певец российской эстрады. Стилист, массажист, психолог, проводит групповые тренинги по йоге — в общем, всё, что потребуется в этом высшем обществе. Одет в белую майку, обтягивающие джинсы с подтяжками, ремень со стразами, на ногах цветастые лоферы — модник, одним словом. Текст, еще раз напоминаю, по Горькому. Был момент, когда я решил, будто авторы добавили роли слова от себя. Перед уходом Луки из ночлежки, Пепел (актер Виктор Потапешкин) его спрашивает: «Куда теперь?». Он отвечает: «В хохлы... Слыхал я — открыли там новую веру... поглядеть надо... да!.. Всё ищут люди, всё хотят — как лучше... дай им, господи, терпенья!».
Ан нет, пришел домой, посмотрел в тексте — так и есть: «В хохлы». А что значит «уйти в хохлы» — убей Бог, не знаю и выяснить не смог. Но звучит актуально.
Другой необычный, вернее, неожиданный персонаж — Татарин. Его играет... слово «негр» и в русском языке стало ругательным, кажется, поэтому скажу «африканец» или «темнокожий» — актер Диллон Олойеде, исполнивший в свое время роль Хосе в постановке Виктюка «Кармен». Сначала такой выбор может показаться странным, но всё же, немного подумав, соглашаешься с ним, потому что татарин для общества позапрошлого века был так же экзотичен, как африканец для нашего.
Остальные герои, в общем-то, вполне узнаваемы в рамках заданной логики: Василиса (Надежда Меньшова), Настя (Виктория Лукина), Актер (Константин Конушкин), Барон (Алексей Багдасаров).
И отдельным абзацем хочется написать: заслуженный артист России Владимир Левашев в роли Сатина. Потому что это прекрасное исполнение. Классическое. Его финальный монолог «Чело-век! Это — великолепно. Это звучит... гордо» просто заслушаешься и засмотришься.
Сюжетно, разумеется, постановка тоже не расходится с пьесой. Лука, так же неожиданно, как появился, исчезает, Васька Пепел убивает Костылева, Наташа попадает в больницу, Актер вешается, Сатин произносит заключительное: «Эх... испортил песню... дур-рак!».
После хорошего спектакля всегда тянет прогуляться подольше, походить в одиночке, поразмыслить. И вот что я открыл для себя вчера, прохаживаясь в переулках вокруг «Модерна». Почему осовремененный классический материал в одном исполнении вызывает такое отторжение, что бежишь из зала, не досмотрев до конца, а в другом — с радостью принимаешь? Всё дело, я понял, в отношении к слову автору. «Для меня авторский текст — табу», — говорит Юрий Грымов.
И создатели спектакля в данном случае действительно отнеслись к тексту, как к чему-то святому и запретному. Именно поэтому, полагаю, спектакль будет иметь успех и продержится на сцене. По крайней мере, сам я с удовольствием сходил бы еще раз по истечении некоторого времени — посмотреть, как он будет развиваться.
Текст: Фазир Муалим
Источник: Rara Avis
